Электронная библиотека

У костра грелись двое. Будь костёр где-нибудь на опушке, да летним вечерком - ни дать, ни взять милуется парочка.
А не званные гости хмурого леса и сидели-то порознь. Молодой парень настороженно посматривал по сторонам, словно ждал от леса злых шуток. Был он молод, да по лицу видно – какаю - никакую жизненную школу успел пройти. Взгляд осторожный, но уверенный. Время от времени, вслушиваясь в глубины леса, он замирал как статуя.
Одет он был неприметно. Была на нем добротная куртка, расстегнутая, что бы впустить тепло огня, да штаны с широким поясом. Ноги он протянул к костру так, что голодным языкам пламени почти удавалось иной раз лизнуть коричневую бычью кожу сапог.
Женщина, вернее девушка, по сравнению с ним выглядела оборвашкой. Волосы растрепанным и спутанным узлом болтались чуть ниже грязной шеи. Всей одежды то было на ней - всего старые легкие штаны да рубашка. А куртки не было вообще - её заменял старый тонкий плед, напоминавший тряпку-рогожку. Девушка сидела, подтянув к себе ноги и положив ни колени голову. На лице её, по бледноватой коже щек, по высокому лбу, играли яркие отблески костра, придавая широко открытым глазам жуткий вид. Но если присмотреться, наваждение спадало, – девушка всего лишь устало смотрела на огонь. Серые глаза до того были полны привычной для них тоски, что казалось ничего другого уже и не должны они выражать. Такие люди иногда мелькают в толпе раз два за год, а потом никто и не приходит опознать тело самоубийцы.

- «Придет?»- спросил парень, подсовывая в костёр сучковатое полено. Угли податливо рассыпались, жаждя снова обрести колышущиеся в танце огненные тела.
- «Придет». - ответила девушка словно эхо, не отводя от костра взгляд.
- «А костра не испугается?»- опять спросил парень, наблюдая, как пламя вспышками заселяет бока сухого дерева.
- « Не испугается». - Вторила ему спутница.
Парень решил было спросить эту изморенную не понятной душевной мукой девушку, откуда ей знать, но передумал и опять вернулся к наблюдению за лесным духом.
Впрочем, девушка ответила сама – не к чему играть в молчанку с человеком, который последовал за ней в тьму леса просто что бы помочь. –
- «Она зовёт меня третий месяц. Она придет ».
- «Сама?»
- «Не знаю». – Начавшийся было разговор затих, уступив угрюмому молчанию исполинских сосен.
Но парень явно хотел что-то узнать. Он покосился на девушку, на освещенные светом костра, покрытые тонкой слоистой корой сосновые стволы позади неё и спросил.
- «Как всё было…что случилось?»-
Девушка словно и ждала такого прямого подхода. Она вздохнула, сжала колени руками и произнесла-
- Как тебя зовут? Я не хочу тебе тыкать.
Парень немного замялся. Что сказать? То же что и всем? Но почему-то язык не поворачивался врать.
-Ян.
- Скажи мне Ян, есть ли у тебя мать?
Парень коротко кивнул и сглотнул. Мать Яна давно почивает под душистой липой.
- Береги её, Ян. У меня была. Вот только я не дала ей порадоваться материнством. Когда мне было двенадцать, я заболела. Я слегла и лежала как дерево, почти всё время.
Ян насторожился. Он не думал плохого на девушку, но что-то ему говорило, что не была её болезнь простой хворью. А то, что сначала лишь чуть-чуть отлично от обычной слаботки или сухоты, что один раз заходит в дом, и окна в нём плотно завешивают изнутри, то так просто к человеку не приходит.
- Я знаю, о чем ты думаешь Ян. Ты прав. Но я не совершала ничего такого, что бы это пришло. Быть может, кто-то в моём роду совершил такое зло, но плата настигла меня. И когда я стала мучиться и шептать, моя мама делала все, что бы мне помочь. Она пробовала все методы, и новые, и старые. И мне помогало…на время. А когда мне исполнилось пятнадцать, все словно прошло само собой.

- Но…

- Дай мне договорить, Ян. Моя мама поверила, что все закончилось. Она изо всех сил старалась создать для меня обычную, хорошую жизнь. Она вернулась к моему отцу, и все наладилось. Только длилось это счастье не долго – всего полгода.

- Тебе стало хуже?

- Да. Теперь я даже не могла сдержать криков. -
Девушка замолчала. После того, что она рассказала, Яну стали понятны следы старого горя, пропитавшего всю её фигуру, залёгшего темными кругами под глаза, пронзившие взгляд болью, сковавшего движения так, что было похоже что эти руки созданы для того, что бы в отчаянии стискивать кулаки, что бы в муках царапать кожу. Но девушка молчала словно собираясь с силами перед самой болючей частью. Ян жалел, что спросил её. Но с того момента, как она постучала в дверь его дома, стоявшего подальше от остальных домов деревни, что-то звало его за ней. Он и без Зова согласился бы ей помочь - такова была его участь. Но, стало быть, ему надо было за ней пойти, услышать то, что она сейчас скажет.
- Моя мать…она отдала им свою душу. Для меня. -
Тишина теперь словно иглами впивалось в голову.
Ян, полностью ошарашенный тем, что услышал, ошалело подорвался на ноги. Постепенно он овладел собой, натянутые как струна мышцы расслабились, и он, тряхнув светлой копной волос, уселся обратно к костру.
- Твоя мать… - Начал было он. Но, подумав о боли девушки, прикусил язык. Но лицо бедной незнакомки не выражало почти ничего. За время, что прошло с той поры, она научилась давить сердце в кулаке.
- Не знаю…- сказала она. –Та, что приходит каждую ночь…во сне… она просто смотрит и зовет. Я не знаю, она ли моя… они все такие. Но та, что придет….. это точно не она.
- Почему? – держать бы Яну язык за зубами, не ворошить змей бы в чужой изжаленной душе, да чувство такое…будто надо это ему услышать. Будто ей надо сказать.
- Моя… моя мать попросила у мавок только одного. Что бы они меня освободили. Что бы сняли моё проклятие. Взамен она…. Отдала им свою душу… то есть души - то она лишилась, присоединившись к ним. А им нельзя возвращаться, им нельзя помнить…. нельзя встречаться с теми, кого они помнят, кто помнит их.
- Почему?
- Ян, ты знаешь, как становятся Мавками, Русалками?
Ян промолчал. Дурак был, что спросил. Знал он, откуда мавки берутся. Младенцы, сброшенные раньше срока матерями, или приспанные ими, утонувшие и убитые дети, утопившиеся или лишившие себя жизни другим способом девушки, женщины. Вот значит как…

Нельзя мавке - самоубийце видеться с теми, кто её помнит. Уходят души мавок за ту грань, где нет места воспоминаниям. Не попадут они ни в ад, ни в рай. Не родятся снова. И помнить им нельзя. Иначе не будут они свободным духом в лесу, в речке, час от часу показывающимся людям. А станет такая душа метаться, не в силах вернуться назад, начнет на любого человека кидаться, чинить страшное, не находя покоя. А покоя никогда не найдет она.
Потому что жизнь самоубийцы в «шкуре» мавки - это милость и наказание, посланные Им для тех, кто отрекся от Его драгоценного дара из-за великого горя. А этого делать нельзя.

Пламя костра медленно колыхалось, время от времени посылая к небу искры. Лица незнакомки не было видно.

- Скажи мне своё имя. - Внезапно попросил Ян. Стало холоднее и казалось к утру верхушки старых сосен и елей покроет тонкое кружево первого инея.
- Мама звала меня Зофья.
- Зофья…ты не знаешь, почему они зовут тебя? - Спросил Ян, заранее зная ответ. Знала бы, сказала. А может, и не постучалась бы этим утром к нему в дом.
- Нет. Я не знаю, чего они хотят…
- Зофья…- слова так и не вышли из горла Яна. Настала странная мёртвая тишина, отличная от той, что прежде наполняла холодный лесной воздух.
- Идёт…- одними занемевшими губами произнесла Зофья. Лицо её моментально побледнело, глаза расширились от страха, от ужаса, от ноющей надежды.

Она пришла. Сначала волнами накатился холодный воздух. Он становился все холоднее и холоднее. Пламя костра исчезло, и даже красные угли почернели. Между двух, на удивление далеко стоящих толстоствольных сосен как будто появилась темная сизая дымка. Заклубился туман. Ян уже не боялся. Желание бежать без оглядки, рвавшее его изнутри отступило. Так наверное обмякает жертва, осознавая скорый конец. Как ни странно ужас тоже исчез. Зофья стоя со своей стороны, зачарованно смотрела на холодный туман. Из него медленно выплывала белая фигура.
Она пришла.
Как описать ее? Как описать мертвую жизнь, остаток души, утративший разум и сознание, беспризорный дух, в котором смерть обернулась красотой…
Это была молодая женщина. Женщина, хотя ничего общего с человеком она не имела. На белой коже, тонкой пленкой покрывавшей холодную прекрасную плоть, постоянно изменялись тени, линии, точки и морщинки. И в тоже время она оставалась неизменной, холодной как лёд и безвременной. Огромные зеленые глаза, как будто наполненные лунными бликами. Плавные черты лица - тонкий нос, полные губы бледного сиренево-голубого оттенка. Удивительно гладкие белые щеки и лоб. Волосы, темной густой спутанной волной укрывали мавку до колен и скрывали правую часть тела. Стан облепляла короткая тонкая бесцветная рубаха с изодранным подолом. Левая рука женщины недвижимо застыла. Белая, гладкая рука постепенно синела к кончикам пальцев. Утопленница. Если бы повесилась, была бы тонкая ниточка на шее. Правой руки не было видно под волосами.
Русалка недвижимо стояла и смотрела на Зофью. Та полными горького разочарования и боли глазами изучала утопленницу. Не она, понял Ян. Не пришла мать Зофьи. Как и должно быть.
Русалка не шевельнувшись, беззвучно позвала Зофью. Ян почувствовал это так же четко, как если б утопленница позвала его по имени вслух.
Девушка сделала маленький шаг к Русалке. Ян тихо подошел к Зофье стал немного впереди. Это и было то, зачем он был здесь. Русалка опять позвала - беззвучно и более жалостно. Что- то колыхнулось под волосами русалки. Зофью словно невидимой силой рвануло вперёд. Девушка побежала на встречу холодной пришелице. Ян испугался, что не убережет её, и метнулся следом. Зофья, оступившись, упала перед русалкой на колени. Ян подхватил девушку под руку и остановился. От близости мертвой красавицы его пробрало дрожью.
Русалка медленно качнула головой и завеса темных, пахнущих водой волос словно отпылала за плечё, обнажив правую руку, которой прижимала к груди сверток размером чуть больше буханки хлеба. Русалка протянула руки вперед, отдавая это Зофье.
Девушка вскрикнула и вцепилась в сверток, выхватывая его из рук утопленницы. Рыдания сотрясали тело девушки. Зофья прижала драгоценный дар к сердцу и скрючилась, словно стараясь заслонить своё сокровище от всего мира.
Русалка смотрела теперь на Яна. Ян оторвал взгляд от девушки и посмотрел в глаза Русалке.
«Береги её».
Русалка сверкнула глазами и исчезла.
Стало теплее, огонь вновь вспыхнул на почти погасших углях, с новой силой нападая на не догоревшие ветки.
Ян склонился к Зофье, помогая сесть.
- Возьми…. У меня нету сил….- слабо прошептала девушка.
Ян взял сверток из рук девушки и едва не выронил –тот слабо шевельнулся.
Негнущимися пальцами Ян развернул ткань.
Нагий младенец скривился и слабо пискнул.
Ян поспешно закутал девочку обратно в тряпьё и снял с себя курточку, что бы завернуть малышку еще в неё. Прижав к себе дитя, Ян сел рядом с Зофьей.
-Ты знала, что твоя мать беременна?
-Нет. Они дали ей время, они дали ей время… -пробормотала девушка и обмякла, потеряв сознание от пережитого.

Костёр в лесу горел еще часа два, а затем два путника небыстро побрели прочь. К тому времени рассвело, и небесная синева залила лес грустным предрассветным светом. В лес вернулись привычные звуки - то птичка чирикнет, то веточка хрустнет под ногой. Ян держал младенца и помогал идти Зофье.

- Спасибо. - произнесла девушка.
- Пожалуйста. - ответил парень, прикидывая, сколько еще до дома.
- Мы уйдем, как только сможем.
- Никуда вы не уйдете.
- Ян…ты меня не знаешь, я тебя…. - начала было Зофья.
- Познакомимся. – Ян, как и девушка, знал, что в его деревне для малышки найдется и молоко, и пеленки. И платье для Зофьи, пожалуй, найдется. В деревне жаловали молодого знахаря. А ещё они обое знали, что ничего этого у Зофьи нет.
- Мне нечем отплатить тебе. – Зофья потупила глаза.
Ян перехватил поудобнее спину девушки и спросил. - Пироги печь умеешь?
- Научусь. - Девушка впервые улыбнулась, хотя с появлением сестрицы так и веяло от неё давно забытым счастьем.
- Как назовешь?
- Яной.

Мавка смотрела на уходящих путников с опушки леса. Она не знала, чем они так её заинтересовали. Знала лишь, что стало ей наконец легче, и может она присоединится к своим сестрам. Качнулась ветка ели, с иголок слетели капли. Мавка весело метнулась в глубь леса, предаваться последним осенним забавам. Ведь приближается зима, и с первым льдом лесные девы предадутся сладкому сну под замерзшей землей до самой шальной весны.